Комментатор Денис Казанский: «Смотреть футбол могут все, а интересно о нем рассказывать — единицы»

— Денис Олегович, на днях матч чемпионата Европы между Германией и Данией прервали из-за грозы и града. Константину Геничу, как шутили ваши коллеги, пришлось 10 минут комментировать дождь. А что вообще должен делать комментатор в подобных экстремальных ситуациях?

— Комментировать. Да, это форс-мажор. Но это не ситуация какой-то невероятной сложности. И я попадал в такие передряги, причем не раз. И, в общем-то, не вижу в этом какой-то большой проблемы. Это вызов. Как правило, у любого комментатора в запасе достаточное количество историй, которые связаны с тем или иным моментом, из-за чего, собственно, матч прерывается.

Конечно, в такой ситуации может оказаться абсолютно каждый. Но здесь уже тебя вытаскивает твое умение говорить со зрителями, широкий кругозор и владение языком. Опять же, это форс-мажорная ситуация, но страшного я не вижу ничего.

— А вы когда-нибудь сталкивались с экстремальными ситуациями, к которым были не готовы?

— Несколько раз. На стадионе в Граце и в Грозном гас свет, приходилось комментировать темноту.

Но, пожалуй, самая тяжелая ситуация была на Олимпиаде-2012 в Лондоне. Тогда был большой скандал на фехтовальном турнире — кореянка отказалась уходить с дорожки. Она просто села и сидела минут 40, пока судьи выясняли, кто прав, кто виноват. Так как все-таки фехтование для меня не самый родной вид спорта (все-таки это не футбол или хоккей), там пришлось немного поплавать.

Думал, что коллеги просто переключатся с фехтования, включат резерв или новости, а потом, когда все закончится, вернутся на меня. Но произошло как раз наоборот — все каналы системы «НТВ-Плюс» переключились на дорожку и следили за тем, как развивается скандал в прямом эфире. Вот там действительно пришлось непросто, потому что багажа знаний было не так много. Но для меня это стало очень хорошей школой.

— Если уж мы заговорили про школу. Комментатор учится на протяжении всей карьеры или все-таки наступает какой-то пик, где уже ничего нового не происходит?

— Вы задаете вопрос из немного разных категорий. Учится ли он всю жизнь? Ну, пожалуй, в какой-то степени нет, потому что ты какие-то азы получаешь достаточно рано и знаешь, как устроена азбука комментаторского ремесла. Ты знаешь, когда это использовать и зачем, кто тебя слушает, кому ты говоришь. Поэтому, конечно, в какой-то момент это все заканчивается, но вопрос образования — это совсем другое.

Ты же читаешь всю жизнь, смотришь кино, видишь, что все меняется. Этот процесс неостановим, и он точно проходит без какого-либо пика. К тому же, у нас очень сложно понять, что есть пик. Есть статусный пик, когда ты комментируешь финал чемпионата мира, чемпионата Европы, Олимпиады, Кубка Гагарина или Стэнли. Это все красиво, но совсем не обязательно, что это будут твои лучшие репортажи.

Как правило, лучшие репортажи происходят на ранних стадиях. Что в этой ситуации считать пиком? И, опять же, пик карьеры — это когда тебе вручили ТЭФИ или когда ты выиграл в каком-нибудь интернет-конкурсе? Это очень сложное понятие, потому что мы имеем дело с творчеством. А в творчестве, на мой взгляд, все-таки нет такого момента. Есть момент тупика, тут безусловно. Когда ты запутался, потерял вдохновение или каким-то образом выгорел. Но вершины или потолка точно нет — в постоянном развитии, собственно, вся твоя карьера и проходит. В этом главная прелесть профессии.

— Давайте вернемся к началу вашей карьеры. Откуда у вас вообще зародилась любовь к спорту? Вы к ней пришли сами или же кто-то все-таки направил?

— Родители никаким образом у меня со спортом не связаны. Они связаны с педагогикой: мама — учитель школы, папа — преподаватель института. Просто это было такое время в Советском Союзе — конец восьмидесятых, — когда очень важно было, чтобы ребенок развивался. Да и в то время действительно важно было, чтобы ребенок проводил время во дворе и был чем-то занят. Двор был самым веселым и опасным одновременно местом детства. Поэтому у меня была музыкальная школа, и мама меня сначала отдала на секцию большого тенниса, но там мне не понравилось.

В итоге я оказался в хоккее. Как раз с той поры я и начал следить за хоккеем и футболом по телевизору, ведь эти два вида спорта в нашей стране традиционно пересекаются. Но тогда я даже и не думал, что когда-то я буду вообще журналистом — тем более спортивным журналистом и комментатором. У меня не было такой цели или мечты, и я не могу сказать, что мне очень хотелось оказаться именно по ту сторону экрана. Нет, я просто развивался по-своему, у меня были разные идеи, но судьба вывела меня как раз в спортивные комментаторы.

— У вас получился крайне увлекательный путь в спортивную журналистику: вы выиграли конкурс и попали на липецкое телевидение, затем стали лучшим в конкурсе комментаторов на «НТВ-Плюс». Как вы считаете, на вашей стороне была фортуна или все-таки несколько подобных удач — это уже закономерность?

— Мне сложно ответить на этот вопрос. Повезло ли мне? Да, я думаю, что повезло, и тому много примеров. Почему именно я оказался сначала в телекомпании ТВК, потом на «НТВ-Плюс», хотя рядом ребята пролетали? Но, безусловно, тут, как и в спорте, фарт имеет важнейшее значение — оказаться в нужном месте в нужное время. На самом деле в Липецке я подавал заявку на конкурс буквально за три-четыре часа до завершения приема этих самых заявок, и так же случайно это получилось на «Плюсе».

Если честно, то я не особо верил в успех, потому что я пытался разными путями попасть в Москву, но не получалось. Здесь я тоже был уверен, что все куплено, да и вообще все эти конкурсы исключительно для «своих», поэтому я не воспринимал это как шансы. Я постоянно искал варианты, но, работая репортером, я видел свое продолжение карьеры немножко иначе — точно не как спортивный комментатор. Да, подфартило, но, наверное, я уже был готов к тому, чтобы этот фарт получить.

И тут дело даже в другом — гораздо важнее, как ты потом этим шансом пользуешься. В Липецке я довольно быстро встал на крыло и стал заниматься ремеслом, а когда приехал в Москву, то достаточно легко было все потерять или, наоборот, ничего не найти.

— После победы в конкурсе вы около девяти месяцев сидели без работы в качестве комментатора — набирались опыта, вдохновлялись своими именитыми коллегами. В тот период вы не чувствовали какой-то несправедливости или обиды на руководство? Не было ли у вас синдрома самозванца?

— Я уже рассказывал, что я хотел уехать сразу же, буквально через две недели. Объем нагрузки был просто несопоставим с тем, что происходило в Липецке. Там приходилось работать каждый день, с утра до вечера вкалывать. А здесь очень долго ничего не происходило, и мне это, конечно же, не нравилось, но что касается синдрома самозванца — я не очень понимаю, в чем, собственно, он состоит.

Наоборот, чтобы уехать, ты должен очень многого добиться в регионе. Здесь, в Москве, гораздо проще добраться на метро или на троллейбусе до Останкино, и, если вдруг что-то не получилось, вернуться домой. В регион ты возвращаешься уже побежденным. Мне казалось, что если вдруг я вернусь, то это будет из истории, что я не использовал свой момент и приехал как человек-неудачник.

Поэтому я готов был ждать сколько угодно. Но, нет, довольно быстро все выправилось: эти самые девять месяцев я ждал, когда стану комментатором (хотя, опять же, к этому не стремился). А репортерство началось довольно рано: уже через четыре месяца я получил назначение на чемпионат мира-2006 как журналист. Так что в этом плане все развивалось достаточно бурно. И я часто подчеркиваю большую роль Васи Уткина в моем развитии и его педагогические способности. Тогда он очень четко почувствовал, что мне нужно еще немного повариться именно в репортерстве, а уже потом, более опытного, допускать к микрофону.

— Многие отмечали, что Уткин был большим профессионалом, но порой достаточно тяжелым человеком. Какие у вас остались впечатления от вашей совместной работы?

— Я бы, во-первых, вас поправил — мы все люди сложные. И понятно, что Вася абсолютно гениален в своей профессии и имел право в ней на все, и за пределами микрофона тоже. Тем не менее я бы не сказал, что он был сложным человеком. Может быть, общаться кому-то было с ним нелегко, и заслужить хорошего дружеского общения дорогого стоило. С незнакомыми людьми он вел себя иногда довольно агрессивно, но он был невероятный друг и наставник. Поэтому от «сложности» в определениях я бы точно ушел.

— Вы можете вспомнить какие-то советы, которые он вам давал в самом начале вашего карьерного пути?

— Что касается каких-то деталей, я сейчас, конечно, не вспомню конкретные ошибки, потому что это было очень давно. Но он часто поправлял и поправлял уже через большое количество времени. В основном это касалось каких-то речевых оборотов, потому что он великолепно владел русским языком. Дело даже не в значении или использовании слов, а в языковых конструкциях. Ну а азбуку работы мы учили сами — садились к микрофону и говорили. Ну и очень сложно представить, что Вася садился и 90 минут слушал кого-либо из комментаторов — такого не было. Он что-то выделял для себя, на что-то обращал внимание. Если замечал какие-то детали, то они были абсолютно косметического характера.

У него есть небольшая, но абсолютно замечательная работа — «Записки о комментарии». Там как раз очень много того, через что он прошел. В какой-то степени это даже учебник для меня и коллег.

— А можете дать какие-то общие советы для начинающих журналистов?

— Самое необходимое в репортаже — это кругозор. И, собственно, с этого мы начинали разговор: о чем говорить, когда идет дождь? Здесь очень важен жизненный опыт. И, конечно, то, как ты владеешь языком. Собственно, материал для этого языка ты постоянно черпаешь в общении с другими людьми, из разных сфер деятельности — именно так ты узнаешь что-то новое.

Конечно, важны книги, и выработка собственного стиля рассказа — ты тоже изучаешь сам себя, как развивается твоя речь. Поэтому если говорить о советах, то начитанность — ключ к пониманию профессии. Сейчас все немного меняется. Сейчас складывается ощущение, что, чтобы рассказывать о футболе, гораздо важнее смотреть его как можно больше. Но мне кажется, что в этом как раз теряется суть профессии комментатора, потому что футбол могут смотреть все, а вот рассказывать о нем интересно — единицы.

И в этой вилке как раз и существует фокус. Поэтому, на мой взгляд, чтение — это база. Это даже не то, что Вася просил. Это база любого культурного человека. Ты должен каждый день как можно больше узнавать о жизни. Непонятно, как это пригодится, пригодится ли в репортаже или в жизни вообще, но когда-нибудь обязательно что-то такое с тобой случится, и ты этими знаниями воспользуешься.

Еще один важный совет — это понимание, что человек включает телевизор не для того, чтобы тебя послушать, а чтобы футбол посмотреть, поэтому важно соответствовать этой игре и не забивать ее. Быть достойным приложением к игре. А не наоборот.

Также важен позитив, потому что люди смотрят футбол, хоккей в такой небольшой попытке уйти от реальности. И на эти 90 минут человек переключается. Если ты будешь все время обращать внимание на какие-то отрицательные вещи, то ты таким и запомнишься.

В этой ситуации нужно давать позитива — это не театр, и не кино, где ты узнаешь себя в сценах, в сценарии, в актерах или что-то новое о себе. Тут ты получаешь эмоции. И именно от комментатора зависит, какая она будет — положительная или отрицательная. А это уже зависит от подбора слов, и, в общем-то, от твоего темперамента, харизмы.

— Прослушав ваши комментарии, сразу бросается в глаза, что у вас, по сравнению с более молодыми коллегами, более эстетические отсылки — из мира кинематографа, литературы, театра. Вы намеренно делаете аллюзии на искусство, а не на условные мемы?

— Во-первых, мне сложно об этом судить — это виднее вам. Во-вторых, тут очень важно быть всегда в контексте времени и не перебарщивать. Например, по сравнению с советским кино сейчас кинематограф не менее интересный, поэтому очень важно соответствовать периоду и говорить о нем. Если сейчас вышло «Слово пацана», то как-то очень странно его не посмотреть. Если вышла книга, которую все обсуждают, очень странно, что ты ее не прочитаешь и будешь все время возвращаться в эпоху, например, Немировича-Данченко и Станиславского.

Если говорить про мой стиль, то мемы тоже мимо меня не проходят. Ведь, как я сказал, очень важно быть в курсе того, что происходит. Нет, я думаю, что игра может быть более тонкой. Вот понимаете: есть юмор Леона Измайлова и Виктора Коклюшкина, а есть юмор Михаила Жванецкого или Григория Горина. Мне ближе второй вариант, в котором нужно все-таки сделать паузу, чтобы было время обдумать сказанное. И представить его себе. Мне это нравится больше, чем просто рубить, как Евгений Ваганович делает, чтобы все лежали. Ну, может быть, в этом как раз и есть большая разница.

— Насколько мне известно, вы пока сыграли только одну кинороль — в фильме «Стрельцов». Вы не видите свое развитие в этом направлении через несколько лет?

— Ну, ролей у меня больше — камео в сериале «Крюк», в фильме «Хоккейные папы», ну и «Стрельцов». Но в «Стрельцове» самая такая большая роль, поэтому в кинематографе я уже засветился.

Я брался за все эти истории, в том числе потому, что у меня отец очень долго занимался исследованием кино. И мне было всегда интересно, как устроен этот мир. У нас в разное время в гостях еще в Липецке, в обычной хрущевке были Олег Янковский, Михаил Козаков, Николай Караченцов. Мой отец дружил с Александром Филиппенко.

Если когда-то кому-нибудь потребуется — конечно, я соглашусь. Мне дико интересно. Потому что всегда надо идти туда, где страшно. С житейской точки зрения. Мне страшно было это делать — как это будет на большом экране, и это остается с тобой надолго. Это то, чему я не учился, но это было интересно, и поэтому, конечно, я это делал с удовольствием.

— Но вы остались довольны вот этими небольшими ролями?

— Мне не очень нравится себя слушать. И не очень нравится себя смотреть. Это как-то очень странно, ведь нарциссизм, наверное, должен присутствовать в каждом человеке, который занимается нашей профессией. Но тут тоже важно не перебарщивать, поэтому «нравится», это немножко не то слово — мне было интересно. И помимо этого, мне очень важно было, чтобы я это сделал. И, конечно, я об этом жалеть никогда не буду. И уже дальше не мне судить — получилось или не получилось.

— Давайте снова вернемся к периоду работы на «НТВ-Плюс». 24 июня не стало прославленной теннисистки и спортивного комментатора Анны Дмитриевой. Скорее всего, молодое поколение может не знать, в чем величие и заслуга Анны Владимировны и о том, как она повлияла на спортивное телевидение. Могли бы рассказать о ней и вашей совместной работе?

— Ее гениальность заключалась в том, что она почувствовала, что из спорта можно сделать больше, чем новости в программе «Время». Что это отдельный жанр. Она и Алексей Бурков — два человека, которые стояли у истоков создания спортивного телевидения в нашей стране. Они знали, что важно привлекать спортсменов как экспертов — это сейчас абсолютно естественно. А тогда нет. Огромное количество журналистов как раз в ее время открыли для себя, что можно заниматься футболом, хоккеем, об этом писать и рассказывать. Появилась большая школа комментаторов, которые тогда изменили язык комментария, от советского телевидения перешли к российскому.

Это была ее работа, ее предназначение. Гений места, в каком-то смысле. Она это сделала и огромному количеству людей дала дорогу. У нее был очень четкий вкус на людей — на тех, кто имеет право говорить у микрофона и тех, кто попал туда совершенно случайно. Это отличало ее от многих.

— Я встречал мнение, что ваш комментаторский стиль был очень похож на стиль Юрия Альбертовича Розанова. Вы сами согласны с этим? Пытались ли вы что-то перенять у него?

— В начале творческой карьеры ты всегда за кем-то следишь и кому-то подражаешь. Это абсолютно нормально. Я думаю, что это касается всех — людей театра, кино, телевидения, литературы. Ты всегда идешь за теми, кого считаешь своим наставником. И, безусловно, для меня и Вася, и Юрий Альбертович были абсолютным примером в этой профессии.

Сказать, что я подражал, наверное, сложно. Что значит подражать? Ты садишься и повторяешь их фразы или садишься и работаешь в их стиле? Это невозможно. Но какие-то приемы, какую-то интонацию ты можешь у них заимствовать — главное в этом не утонуть. Нужно, чтобы все-таки у тебя появился свой голос.

— Вы можете выбрать самый удачный матч, который вам удалось прокомментировать? Есть ли тот, где вам ваша работа понравилась наиболее всего?

— Если смотреть сейчас на то, что делал раньше, то понимаешь, что сейчас ты гораздо сильнее и интереснее. Поэтому сказать, что, например, в 2012 году у меня был какой-то очень хороший репортаж, — это выстрел себе в ногу. Ну было и было. Важно, кто ты сейчас. И, опять же, я не переслушиваю свои репортажи, но мне кажется, что пока я еще не отработал свой лучший матч.

Каждый следующий репортаж — большой репортаж, он становится все лучше и лучше. Вот я совсем недавно смотрел интервью Бориса Зарькова, большого ресторатора. И его спросили: «В каком году у вас были самые лучшие показатели?». Он ответил, что если у бизнесмена каждый следующий год не лучший, то значит есть серьезные проблемы.

Мне близка такая позиция максималиста. И вот мне кажется, что важно к этому стремиться — чтобы каждый твой следующий репортаж, сюжет, появление на экране были лучше, ведь когда-то один из них окажется последним. В этом и есть ценность нашей работы. Она заключается в том, что гораздо важнее, что ты представляешь из себя сейчас.

— За вашу продолжительную карьеру вы принимали участие во множестве различных передач и шоу, как на телевидении, так и в интернете. Можете ли вы выделить какую-то одну, которая вам импонировала/импонирует больше остальных?

— Мне везет в том, что я могу делать то, что мне нравится. Мне нравится то, что мы делаем, когда путешествуем по стране и снимаем хоккей, мне нравится «Коммент. Шоу», мне нравятся стримы «Скользкого льда», короткие интеграции в «Что? Где? Когда?», поэтому нет ничего такого, что мне не нравится. Что мне не нравится — я просто не делаю.

— Одним из самых ярких эпизодов в вашей карьере стало знаменитое интервью со Станиславом Черчесовым. Вас буквально осыпали комплиментами за желание поднять и обсудить важную проблему, вместо того, чтобы попытаться сгладить углы в отношении главного тренера сборной. Какие чувства у вас были тогда во времени интервью?

— Да ничего там особенного не было. Я просто задавал вопросы, которые меня интересовали. Мы очень много обсуждали футбол тогда нашей командой в «Комменте», и у нас было огромное количество комментариев от болельщиков, которые я читал. Я прекрасно понимал, что интересует людей, эти вопросы интересовали меня. Вопрос тут вообще не в каком-то там мужестве — это понятие не имеет никакого отношения к спортивной журналистике.

Мне кажется, что не бывает плохих вопросов — бывают плохие ответы. И тут вот, наверное, уже не ко мне. Но никакого геройства там точно не было, мы просто сели и поехали. Слушайте, ну вы должны задавать вопросы, которые считаете нужным. Они должны соответствовать тому, что сейчас происходит, и не должны быть хамского характера по отношению к человеку, с которым ты беседуешь. А все остальное — это же твоя работа, это не нападка. Ты просто констатируешь какие-то факты, приводишь свои аргументы — это нормально.

— А это не проблема российского спорта, когда обычные вопросы без причины выводят из себя тех, кто должен на них отвечать?

— Посмотрите, что было совсем недавно с репортером и Лучано Спаллетти. Такие же жесткие ответы есть даже в Англии у больших тренеров. Эрик тен Хаг, например, даже запрещает приходить каким-то журналистам на пресс-конференции. Нет, нет, это входит в стоимость билета. Это не проблема только российской спортивной журналистики. Эти вопросы достаточно серьезны — некоторых моих коллег клубы отлучают от футбола и не дают даже проход на стадионы. Тут вопрос в том, чтобы из этого не делать культ и не стать Геростратом в профессии, но это совсем другое. Это уже имеет отношение к воспитанию.

— Не связан ли ваш уход с «Матча» с желанием избавиться от профессиональных ограничений и принуждений? Нобель Арустамян, например, ушел, потому что не хотел делать интервью с Павлом Мамаевым.

— Когда ты работаешь не на себя, а уж тем более, когда ты работаешь на федеральном канале, то ограничения есть всегда. Это было даже в период независимой журналистики, который я застал в девяностых в Липецке. Там были ограничения, которые были связаны с владельцами телекомпании, с его взглядами на жизнь. Это входит в стоимость билета и твоего согласия с этой ценой. Дальше уже твоя трактовка этих ограничений — насколько комфортно тебе с ними жить, как ты их принимаешь, как ты сам с собой договариваешься.

— Вы в списке любимых комментаторов называли даже коллег не из мира футбола и хоккея. А вы вообще успеваете следить за другими видами спорта?

— Я не могу сказать, что я слежу прямо круглосуточно за тем, что происходит у соседей, но да, поглядываю. Тут, опять же, еще и профессиональный интерес, потому что ты там тоже можешь много чего почерпнуть — не просто так посмотреть баскетбол или волейбол, но и послушать то, как работают коллеги. Можно же что-то по-хорошему украсть и использовать как-то у себя, это абсолютно нормально, потому что такая профессия.

— Не устаете от постоянных трансляций? У вас нет выгорания от того, что вам постоянно нужно поддерживать эту самую насмотренность в разных видах спорта?

— Я поправлю вас — я не говорил про насмотренность. Сейчас это безусловно важно — ты должен смотреть то, что комментируешь, знать, что происходит. Но чуть ранее я говорил о тенденции, что гораздо больше стали смотреть футбол и этим все прикрывать, а мне такой подход не близок.

Я много-много раз подчеркивал, что между, например, театральной премьерой и обычным футбольным матчем я выберу театр, а футбол посмотрю потом в повторе. Конечно, это условно. Финал чемпионата мира пропустить нельзя.

В моей профессии у меня есть привилегия в этом приключении — смотреть и говорить про хоккей, футбол. И поэтому мне не надоедает ни один вид спорта. Как только я это почувствую — я уйду.

— А у вас нет такого, что хоккей начинает, возможно, притягивать чуть больше из-за своей высокой результативности, в сравнении с тем же футболом?

— Нет, нет такого. Сейчас просто хоккея чуть больше по банальной причине — я могу комментировать на «КХЛ ТВ», а футбола крайне мало. Я очень благодарен Okko и Первому, что они пошли навстречу и дали возможность на этом Евро поработать. Хоккей меня точно не перетягивает из-за того, что в нем выше результативность или динамика. Разумеется, нет. Это просто разные разные виды спорта, хотя они очень похожи по своей сути.

— Не тяжело ли следить, например, за вязкой игрой сборной Англии на Евро на фоне великолепной финальной серии НХЛ между «Флоридой» и «Эдмонтоном»?

— Ну, это несравнимые вещи. Потому что, условно, седьмой матч Кубка Стэнли — это высшее событие для мира хоккея. Это как сравнивать теплое и мягкое. Я по-другому на это смотрю. Ну а та же самая Англия еще себя покажет, и тогда будет весело.

— А вы не считаете, что футбол в принципе нужно менять? Понятно, что это вид спорта крайне консервативен, где даже введение ВАР — процесс довольно проблемный. Но ведь сам по себе спорт должен быть в первую очередь для зрителя.

— Смотрите, какую мы развязку получили в чемпионате России, какая любопытная гонка была в чемпионате Англии. Но, например, мне не нравится идея расширения чемпионата Европы — увеличение числа команд. Вот от этого бы я отказался, и мне кажется, что как раз эти истории с третьими местами убивают интригу группового этапа. Но в глобальном смысле — а чего туда лезть? Мне кажется, что в этом консерватизме и есть своя прелесть.

— Как вы можете описать свои эмоции от текущего чемпионата Европы? Получаете ли вы удовольствие от просмотра матчей?

— Конечно. С точки зрения футбольных идей или каких-то революционных вещей — нет. Это турнир не такой большой, но прелесть в том, что все это обсуждается. Обсуждается, что грузины классно выступили, что итальянцы вылетели и так далее — как такое может не нравиться? Это события уже не футбольного, а, скорее, культурологического масштаба.

— А есть ли у вас личные симпатии к какой-либо из команд, из тех, кто еще остался в турнире?

— Пока только испанцы показали достойный футбол. Что касается личных симпатий, то я особенно слежу за сборной Англии, очень давно. Я очень давно переживаю за их футбол, и это часть моей работы. Все эти футболисты из сборной, по сути, выросли на моих глазах. Нынешнее поколение — просто невероятное. Они вполне уже могли выиграть какой-то трофей, теперь у них остается совсем мало времени. Может быть, хотя бы с Саутгейтом замахнутся на победу в нынешнем чемпионате Европы.