Алиса Нечипурук, летяга: «Наверное, это моя последняя жизнь»

— Насколько я понимаю, это вообще твое первое публичное интервью. Учитывая твою популярность, как вообще так получилось?

— Я считаю, что это большое упущение (смеется). На самом деле, наверное, просто так вышло, что новостные издания ко мне не обращались. А нишевые медиа, которые обычно пишут про инди-музыку, как-то обходили стороной.

Но это можно понять: в конце концов, там работают точно такие же творческие люди, у которых есть определенные пристрастия и свой субъективный взгляд. Возможно, им не вкатывает то, что я делаю. А самим напрашиваться тоже казалось неправильным.

— Если вбить в поисковике «летяга исполнитель», одним из первых вылезает странный сайт с твоей карточкой, в которой есть такой смешной пассаж: «музыкант предпочитает сохранять анонимность и не раскрывать свою личность». Это правда так?

— У меня, конечно, большую часть времени лицо кирпичом, но я не не могу назвать себя закрытым человеком. Я музыкой-то начала заниматься, чтобы, прежде всего, сублимировать свои чувства и эмоции. И тут было бы странно пытаться быть загадочной, при этом строя весь свой лор на искренних чувствах и том, что ты переживаешь. Поэтому у меня никогда не было цели сохранять какую-то анонимность.

Тот сайт, про который ты говоришь, по всей видимости, просто сгенерировал карточку с помощью нейросетки из того, что она смогла найти по запросу «летяга». Но весь этот текст — это не про меня, там вся информация абсолютно не соответствует действительности.

— Хорошо, давай тогда попробуем составить собственную историю. Расскажи, с чего вообще начался проект «летяга»?

— В шесть лет, в первом классе, я за компанию со своей школьной подружкой пошла в вокальную студию. И параллельно стала писать стихи. У меня тогда не было ни инструмента, ничего. Была только большая наслушанность — я всю жизнь слушала очень много музыки. Затем у меня появилась гитара и я начала накладывать стихи на музыку. Потом наоборот. И все это было очень органично, меня этим заниматься никто не заставлял.

Более того, мои родители сначала даже не очень понимали это увлечение. Ну, прикольно: ребенок занимается — и пусть занимается. Лет с 11-12 я начала уделять этому довольно много времени, и как-то все с этим окончательно смирились. Музыка — значит музыка.

— Неужели прямо так легко смирились? Ведь полноценное начало твоей деятельности — если я, конечно, правильно считаю, наложилось на экзамены и поступление в институт…

— Если речь про выпуск музыки на площадки, то да, так и есть — летом 2023-го, когда вышел первый релиз, я как раз только окончила школу. Но я не сказала бы, что моя карьера началась в этот момент. Тогда я, скорее, закрепилась как артист. До этого у меня был очень длинный путь — от демок на диктофон до студийной записи.

В 2022 году я познакомилась со своим другом Арсением — с ним мы очень много всего вместе сделали. Потом с Кириллом найтивыход, у которого мы впоследствии играли на разогреве. Там я познакомилась с Валерой Кущевым, основателем WHmusic, стала выпускать музыку на его лейбле и получила официальный статус артиста в VK. Но здесь не было никакой магии, это была долгая и планомерная работа.

А что касается института… Я вообще не планировала поступать и сделала это по инерции. Я хотела взять так называемый gap year, потому что большую часть жизни испытывала определенные ментальные сложности. А под конец школы, естественно, был полный эмоциональный перегруз, и все это только усугубилось. Нужно было что-то делать, но не получилось. Потому что родители говорили: «Ну ты поступи, а там, если что, разберемся по ходу действия».

— И куда ты в итоге поступила?

— В Институт филологии и межкультурной коммуникации (ИФиМКК) Волгоградского государственного университета. Отучилась там месяц и решила отчислиться. Потому что поняла, что мне это не нужно. Ушла в академический отпуск, но прекрасно отдавая себе отчет, что я уже туда не вернусь.

— Твое решение было как-то связано с музыкальной деятельностью?

— Я бы так не сказала. Просто я понимала, что это не соотносится с моим представлением о том, кем я хочу быть. Мне нужно было все это связать в какую-то конкретную картину. И только со временем это получилось.

Была «спортсменкой-комсомолкой», окончила школу с золотой медалью, ездила на всякие исторические соревнования, участвовала в театральном объединении в школе, с которым мы выигрывали всероссийские конкурсы. Мне нравилось всё это. Но иногда я брала на себя больше, чем нужно, стремясь быть во всем хорошей, быть частью чего-то важного.

Так что рано или поздно так должно было случиться. Потому что я не могла и дальше разрываться между тем, что хочу я, и тем, что, мне казалось, хотят от меня и что кому-то «надо».

— А сейчас ты где-то учишься?

— Да, я поступила на заочное отделение Волгоградского государственного института искусств и культуры, на менеджера социально-культурной деятельности. Потому что, с одной стороны, в дальнейшем высшее образование не будет лишним, а с другой — я планирую когда-нибудь в будущем заняться продюсированием таких же артистов, как я.

Сейчас у меня сессия один месяц весной и один месяц — осенью. Все остальное время, и даже во время сессии, я все равно занимаюсь музыкой.

— Ты упомянула о том, кем бы ты хотела быть. Могла бы раскрыть подробнее, как ты видишь себе этот образ?

— Я всю жизнь хотела быть тем, кто я есть сейчас. Я хотела быть свободной. Музыка всегда позволяла мне делать то, что я хочу и как я хочу. Где меня никто не ограничивает и не запирает в клетке социальных обязательств. Поэтому, например, я бросила музыкалку за год до ее окончания — потому что я не хотела, чтобы меня кто-то контролировал. Даже сейчас, когда я работаю с лейблом или другими артистами, у которых может быть больше опыта и понимания, как надо, я всегда могу сделать по-своему. И это для меня самое важное.

— Ты окончила школу с золотой медалью, но не уехала поступать в Москву. Почему?

— В конце девятого класса у меня была мысль переехать после выпуска в Санкт-Петербург. Но потом я осознала, что этого хочу не я, а мои друзья и знакомые, под влиянием которых я находилась. Затем я поняла, что только в Волгограде я могу быть в полной гармонии с собой. И пусть здесь нельзя реализовать все те амбиции, которые можно реализовать в Москве, это мой дом, это место, в котором мне максимально комфортно.

И, кроме того, Волгоград для меня — это нескончаемый источник вдохновения. Здесь с каждым кирпичиком что-то связано. Для меня и моего творчества это гораздо важнее, чем мегаполис, в котором просто много людей из моей сферы.

Вместе с дополнительными баллами за медали и аттестаты, в зависимости от университета, суммарно у меня где-то набиралось 270 баллов. Но меня вопрос получения высшего образования особо никогда не беспокоил, правда.

Поэтому ехать в Москву ради учебы в университете я тоже не видела смысла. Я выбрала такую деятельность, в которой реализация зависит не столько от высшего образования, сколько от того, как хорошо ты понимаешь, что ты можешь дать людям.

По большому счету, это ведь очень демократичная сфера: массовый слушатель выбирает либо тебя, либо не тебя. И это совершенно не зависит от того, есть ли у тебя какая-то конкретная корочка, и то региональная она или столичная.

— Расскажи, чем ты вообще сейчас занимаешься? Какой процент в твоей повседневной рутине занимает музыка?

— Примерно 150% моего времени. Это буквально вся моя жизнь. На самом деле, как бы странно это ни звучало, музыка помогает мне развивать другие сферы, которые оставались без внимания, пока я не могла заниматься ей полноценно. Сейчас я могу путешествовать по другим городам, знакомиться с новыми людьми, с которыми мне интересно проводить время, заниматься самообразованием — той же звукорежиссурой.

— Извини за нескромный вопрос: а хватает ли тебе на жизнь денег, которые ты зарабатываешь музыкой?

— Не надо забывать, что мне всего 19. И я пока совершенно легально нахожусь на иждивении своей матери и мне не нужно, например, самой платить за жилье, за газ и свет. Конечно, я стараюсь это исправить. И планирую все компенсировать, как только начну достаточно зарабатывать. Но пока это не так. Вообще, как только я получила первые деньги со стримингов, я начала думать, а что еще можно сделать, чтобы как-то этот заработок стабилизировать. Сейчас я пока что нахожусь в поиске.

Я писала несколько песен на заказ, и мне очень понравилось. Мне вообще нравится этакая роль серого кардинала, когда ты можешь продвинуть свою философию, обернув ее в чужие взгляды, и слушать свои мысли устами другого человека. Это прикольно.

— Есть мнение, что написание треков для других, сведение и звукорежиссура — это вообще не про творчество. По всей видимости, ты смотришь на это немножко по-другому…

— Конечно. Не хочу, чтобы кто-либо посчитал это укором, но мне кажется, что подобное мнение — это какой-то снобизм. Творчество — это прежде всего то, что в тебе, а не в той работе, которой ты занимаешься. И сейчас, когда я пытаюсь найти кучу маленьких сфер в одной большой сфере, в которой я работаю, я привношу это творчество туда. Мы везде соотносим себя с собой. Это так работает — к сожалению или к счастью.

Что касается звукорежиссуры, это то еще творчество. Просто это творчество плюс математика. Тут все зависит от того, насколько хорошо ты умеешь романтизировать свою жизнь и то, чем ты занимаешься. Если ты понимаешь, что тебе нужно что-то делать, а ты не хочешь, но тебе нужно, то все, что ты можешь, — это изменить свое восприятие. Поэтому я стараюсь ко всему относиться с вот этой долей романтизации.

Даже если бы я писала песни для других людей, я бы это делала не потому, что это работа. Для меня это, прежде всего, творчество, потому что это возможность прорасти в других людей. По сути, это как быть многодетной матерью — просто никто не носит твою фамилию.

— Если тебе не будет хватать денег со стримингов, в какое из этих направлений ты бы подалась?

— На самом деле мне нравится все, что связано с музыкой. Я бы с удовольствием попробовала себя кем угодно: и стейдж-менеджером, и просто менеджером артистов, и тем же продюсером, которым я в будущем хотела бы стать. Да и даже просто «подай-принеси» какого-то выдающегося человека. Все эти ассистенты ведь видят и слышат гораздо больше, чем другие люди, и это крутая возможность получить по-настоящему полезный и ни с чем не сравнимый опыт.

— Давай вновь откатимся в начало. Расскажи, как вообще появился псевдоним летяга?

— Это был, кажется, 2018 год. Мне тогда было 12 лет. И я занималась всем, чем только можно — танцами в том числе. Вместе со своими тогдашними друзьями я смотрела по телевизору каждый выпуск шоу «Танцы» на ТНТ. И я очень сильно прониклась историей одного из участников — Алексея Летучего. В одном из сезонов его буквально прогнали со словами, что он главное разочарование, а потом он вдруг вернулся и победил.

Сейчас я уже понимаю, что его путь на шоу наверняка был грамотной стратегией продюсеров, но тогда меня это очень увлекло. Мне история Летучего показалась ужасно красивой. Он у меня настолько не выходил из головы, что я писала его имя на руках, на тетрадках. Но слово «Летучий» мне казалось слишком длинным, а еще мне не нравилась эта буква «ч», она была как будто лишней. И я начала сокращать «Летучий» до «летяга».

Сейчас я благодарна 12-летней Алисе за этот неосознанный, но правильный выбор. Я понимаю, что этот псевдоним очень хорош с точки зрения маркетинга. Потому что он совершенно не соответствует тому, что ты слышишь, когда включаешь мои песни. И это как раз и прикольно. Я, конечно, пыталась поменять псевдоним. Набросать какие-то слова, которые больше бы подходили романтичному и меланхолическому вайбу. Ничего, вообще. Летяга — и все. Как имя при рождении дано, так и здесь — уже ничего не поделаешь.

— Ты сказала, что когда включаешь исполнителя с псевдонимом летяга, ожидаешь услышать что-то совсем другое. А как тебе кажется, кто именно тебя слушает? Кто твоя целевая аудитория?

— Чем дальше, тем больше мои ожидания относительно целевой аудитории разбиваются в пух и прах. Раньше я думала, что это зумеры или околомиллениалы, но оказалось, что нет. У меня недавно был концерт в Санкт-Петербурге, и там большую часть аудитории составляли взрослые люди — примерно 30-40 лет, может быть, даже старше. В основном мужчины, которые приводили своих жен. Был даже человек, который привел свою дочь чуть младше меня. Сам, не дочь его привела. И они со мной потом даже фотографировались, говорили, как им нравятся мои песни.

— А я думал, что комменты, где мужчина, например, пишет, что у него бизнес и два ребенка, а он плачет от твоих песен, это какая-то шутка…

— Нет-нет, это правда так. Я не могу сказать, что это подавляющее большинство, но это внушительная часть моих слушателей. Вот реально взрослые люди, которые, например, спрашивали, во сколько точно будет концерт, потому что завтра рано на работу.

Конечно, среди моей аудитории есть и молодые, и совсем молодые люди. Но зумеры немного ветреные, как и я сейчас, и их взгляды быстро меняются. Они, например, подписываются на мой телеграм-канал и также быстро отписываются. А вот взрослые — нет. Это мой костяк, в которых я максимально уверена. Это те, кто приходит ко мне и не отписывается, продолжая слушать мою музыку, читать посты и искренне смеяться с моих зумерских шуток.

— А как ты себе объясняешь этот феномен?

— Сейчас будет очень нерациональное объяснение. Я не сказала бы, что сильно увлечена какими-то религиозными течениями, но у меня есть навязчивая идея про реинкарнацию. И про то, что мы все здесь живем не первую жизнь. Возможно, это странно прозвучит, но я могу объяснить это только так.

Как будто я уже много-много-много раз все это видела и даже успела устать от этого мира. Возможно, поэтому у меня получается передать эти состояния, которые во время взросления проходит каждый человек.

Причем у меня как будто получилось найти ключ не только к людям, которые переживают острые эмоциональные перепады в юношеском возрасте, но и к тем, кто проживает их второй раз — как раз потому, что они уже не так юны, но до сих пор не очень понимают, кто они и кем хотят быть. Для меня именно это важнее всего — достучаться до таких людей и помочь им.

— При этом у тебя достаточно меланхоличные (если не сказать депрессивные) песни. Учитывая, что ты выросла в хорошей и любящей, как ты сама говоришь, семье, откуда берутся такие нарративы?

— На мой взгляд, это большое заблуждение, что только какие-то травмирующие ситуации могут повлиять на психику человека и его мироощущение в худшую сторону. Например, на меня в этом смысле никто не повлиял. У меня и правда прекрасная семья. Я очень их люблю, они всю жизнь находятся со мной рядом и поддерживают. Мне никто никогда не говорил, что я делаю что-то не так, со мной всегда шли на диалог.

Но тут дело в другом: как мы не выбираем родителей, так и родители, по сути, нас тоже не выбирают. Я просто такой человек. Возможно, я просто родилась с какой-то претензией к этому миру. И это тоже часть романтизации. Она же не только про хорошее, но и зачастую про вот эту меланхолию, которую мы пытаемся себе объяснить, уложить внутри себя.

К тому же, в моей жизни есть позитив. Я очень люблю юмор, я люблю шутить на своих концертах. И в жизни я скорее клоун. Просто если я буду на позитивные темы еще и песни писать, то это превратится в стендап с пианино как у Ивана Абрамова.

Я, правда, не считаю, что в этом есть какая-то необходимость. Для меня музыка — это, прежде всего, проводник сквозь чувства, которые пережить сложно. Нам же не надо, например, объяснять себе счастье. Когда мы чувствуем что-то подобное, нам хочется просто ухватить это чувство. Счастье пережить несложно. Сложно пережить, что ты вовремя не понял, что был счастлив. Счастье будет у людей, когда они перестанут слушать мою музыку. А пока страдаем все вместе.

— Но люди же могут слушать твою музыку и наоборот думать: «Ого, да у меня-то как будто все в порядке».

— Так и здорово. Пусть это и будет лакмусовой бумажкой. Я же не пытаюсь давать людям инструкции или что-либо пропагандировать. В этом, может быть, и есть вся суть. Я понимаю, что моя музыка может вызывать разный внутренний отклик. И что не все мои грустные песни вызывают грустные чувства. И это тоже здорово, что с помощью них можно для себя провести такую внутреннюю переоценку ценностей.

— К слову, про счастливых людей. У тебя в одноименной песне есть строчки, в которых упоминается таинственный (и, как выяснилось, несуществующий) «бальзамит». Ты уже не раз отвечала — в том числе в своих соцсетях, что это слово возникло у тебя в голове случайно.

Мне лично сразу вспомнились «ультрамальвины» Ивана Дорна, и я подумал, что это даже крутой и забавный крючок для слушателя. Но как на этот факт реагируют твои фанаты? И как часто у тебя вообще спрашивают про эти строчки?

— Ха-ха, учет я не веду, но спрашивают меня об этом нередко. Да, получилось это совершенно случайно. Эту песню, как и многие другие, вроде «вдыхать волны» и «смех сквозь одиночество», я писала лет в 13. Поэтому я не помню, что конкретно меня сподвигло именно на эти слова. Но я помню, что у меня в детстве были мнемонические карточки с разными видами камней. И я их очень любила перебирать.

И вот, вероятно, мой воспаленный мозг решил, что там был камень под названием бальзамит. Мне представлялось, что это что-то вроде гранита. Возможно, в моей голове просто так видоизменился базальт. Сейчас я отношусь к этим строчкам спокойно. Более того, когда впервые пошли какие-то повторяющиеся вопросы на этот счет, меня это очень удивило — мне казалось, что большинство людей вообще не вслушивается в текст.

— А не было мысли как-то это исправить?

— Да нет, конечно. Я очень трепетно отношусь к языку. Если этот артефакт возник, тем более что за ним была какая-то конкретная идея, не стоит его трогать. Мне кажется, что попытка что-то изменить в такой ситуации — это большая ошибка, гораздо более чудовищная, чем просто перепутать слово.

— Ты одна из немногих исполнителей, кто положительно относится к декодингу своих текстов. Опять же, часто ли к тебе обращаются слушатели с просьбой расшифровать какие-то строчки?

— Кроме как по поводу «бальзамита и планшета» мне особо никто не писал. И очень жаль. Потому что я не то что нормально к этому отношусь — я бы с радостью в добровольно-принудительном порядке вела лекции по своим текстам. Иногда я даже терроризирую близких — мол, удели мне, пожалуйста, сегодня полчасика, я тебе расскажу про такой-то текст и то, что он значит.

Дело в том, что у меня во всех песнях есть определенная система. И мне очень жаль, что о ней никто не знает. И что люди больше заинтересованы в музыке. А между тем у меня на каждый текст песни есть примерно от трех до шести вариантов смыслового объяснения.

Не знаю, возможно, я просто очень текстово ориентированный человек. Мне нужно, чтобы все было структурировано, расписано, разложено по полочкам. И мне нравится, когда я могу этой мультивселенной поделиться с кем-то другим. Но, несмотря на всю эту систему, люди имеют право интерпретировать все так, как они считают нужным. Главное, чтобы, конечно, меня это как-либо не дискредитировало.

— А можем попробовать вместе декодировать какую-нибудь песню?

— Конечно, давай! Какую ты хочешь?

— Мне приходят в голову только «счастливые люди», потому что мы их только что обсуждали. Но там, насколько я помню по тексту, никаких перевертышей не было. Может быть, тебе самой хотелось бы рассказать про какую-то песню?

— Да, у меня есть две песни, которые являются продолжениями друг друга — «смех сквозь одиночество» и «целую замужнюю». «Смех сквозь одиночество» вышла позже, но, по сути, это предыстория песни «целую замужнюю». Оба трека связывает лирический герой, который в песне «смех сквозь одиночество» обращается к своей возлюбленной, в состоянии, по сути, близкому к разрыву. А в «целую замужнюю» мы уже видим, насколько этого персонажа ранила и травмировала история с расставанием. И в кого он из-за этого превратился.

В «целую замужнюю» показана история двух параллельно существующих в моменте миров. Это ресторан, в котором есть два зала. В одном из них проходит свадьба, в другом, в этот же момент, — поминки. В некотором смысле это религиозная история про рай и ад, которые соседствуют друг с другом. Лирический герой из «смеха сквозь одиночество» становится здесь таким связующим звеном. Он по большому счету смотрит на оба этих мира отстраненно, свысока. Он — Иуда, отвергнутый. При этом он одновременно находится и там, и там.

«И там в соседнем зале кто-то на коленях перед фотографией, и как по щучьему веленью // Я выползаю в ресторан, и оба зала расплываются по черно-белым сторонам». Эта песня про равнодушие. Равнодушие, которым лирического героя наделили события песни «смех сквозь одиночество». И он, по сути, как вирус, просто разносит это равнодушие другим. Собственно, об этом же сам припев: «И я целую замужнюю на ее свадьбе в туалетной кабинке // В соседнем зале поминки, а в нашем зале люди ждут фейерверков // И впечатления померкнут, и ты не вспомнишь этот день уже завтра // А я целую замужнюю, и кофемашина приготовит мне завтрак».

Героя этой песни дома никто не ждет. Он пришел в этот ресторан, чтобы показать людям, насколько они на самом деле пусты внутри. Насколько им плевать друг на друга — что даже чья-то будущая жена может спокойно целоваться с незнакомым человеком на своей же свадьбе в туалетной кабинке. Они здесь танцуют, им весело. В то время как в соседнем зале людям очень плохо. И когда там вовсю оплакивают почившего человека, они идут запускать фейерверки. А потом главный герой просто поедет домой. И утром будет пить кофе, который ему приготовил не любимый человек, а кофемашина — такая же машина, как он сам.

Еще мне лично очень нравятся эти строчки: «Кто-то тянет за плечо, мол: „Сфоткай“ // Люди мешают фамилии водкой». Это с одной стороны о том, что на самом деле нам часто сложно найти общий язык без алкоголя. А с другой, конкретно в этой истории, — что в конце концов оба эти зала все равно сольются воедино. Те, кто был на поминках, и те, кто был на свадьбе, изрядно напьются, выйдут из этих двух разных дверей на одну и ту же улицу и смешаются в толпе. И их нельзя будет отличить: кто из них оплакивал смерть родственника, а кто — праздновал начало новой жизни.

У этой песни кольцевая композиция. Она начинается со строчек: «Это не снег — кто-то курит этажом выше // Я не отпрашивался, но я из себя вышел опять // Ты же знаешь, как это бывает // Под конец слишком много того, что нас не убивает // Дым — это не бенгальские огни // Это то, что происходит, когда мы совсем одни». И тем же самым песня заканчивается. По сути, песня начинается и заканчивается тем, что главный герой находится наедине с собой. Но он не просто один, он одинок. И все это результат событий, описанных в песни «смех сквозь одиночество».

— Просто вау, очень круто. Единственный вопрос, который мне приходит в голову после такого декодинга: где ты этому научилась? Кто так на тебя повлиял, что ты начала писать такие стихи?

— Это возникло само по себе. Я не могу сказать, что я когда-то сильно зачитывалась книгами. То есть я люблю читать, но я всегда саботировала, например, школьную литературу, особенно список книг на лето. Мне это было неинтересно.

Но к этому меня никто никогда не подводил. Никто не ставил передо мной книжки. Мол, на, почитай, подумай. Например, у меня был сборник английского писателя Генри Райдера Хаггарда, там было три романа — «Она», «Аэша», «Хоу-хоу». Оранжевая такая книжка. Это приключенческие романы викторианской эпохи. И я их читала, когда мне было лет семь, наверное.

Опять-таки, я говорю, наверное, это моя последняя жизнь. И когда-то давно я просто не закончила этот сборник и уже в теле маленькой Алисы потянулась его дочитывать.

Примерно в том же возрасте — шести-семи лет — мне показалось, что у меня обязательно должен быть любимый поэт. И мне показалось, что мне нравится Блок. Сейчас я его терпеть не могу. Еще меня наверняка закидают помидорами, но я с детства и по сей день очень сильно протестую против Пушкина. Но мне, например, нравились и продолжаются нравиться Маяковский и Рождественский.

— А что ты читаешь сейчас?

— В основном стихи. Причем мне нравится перечитывать те стихи, которые я уже прекрасно знаю. Опять-таки, Маяковский, Рождественский, Белый. Мне очень сильно нравятся футуристы, потому что они тоже были такими, по сути, протестантами против реальности. Они старались обличить ее во что-то грубое, что-то, что может встряхнуть разум человека, обратить его внутрь себя или изнутри себя, в окружающий мир, посмотреть, что происходит.

Мне нравится эта тема. Или я люблю читать сейчас в основном публицистическую какую-то литературу. Может быть, даже научные статьи какие-то из своей профессиональной деятельности, про социально-культурную деятельность, про какие-то постановки, про секреты воздействия на массовую аудиторию. Мне больше нравится сейчас структурировать информацию, чем расплываться в мысли, потому что мне этого по работе достаточно.

— Вопрос не про творчество. Я знаю, что ты любишь футбол и болеешь (или во всяком случае болела) за «Зенит». Почему не за «Ротор»?

— Да, раньше я прямо обожала футбол. Сейчас уже просто как-то не до этого, нет столько времени. Наверное, это было таким же моим ярым увлечением, как и «Танцы», только позднее — это уже были 2021-2023 года примерно.

Что касается «Ротора»: невозможно родиться в Волгограде и не болеть за «Ротор». Я, естественно, всегда очень сопереживаю команде. Но чтобы всерьез заинтересоваться футболом в подростковом возрасте, мало географической принадлежности. Нужен еще и какой-то фан-сервис. Как это было у меня: в начале 20-х у российской сборной очень хорошо стала развиваться медийная составляющая.

Команда старалась привлечь внимание не только взрослой аудитории, которая и так давно смотрит футбол, но и тех, кто не особо им интересуется. И чтобы эти люди не просто включили матч, а прямо пришли на стадион. И для этого в сборной начали придумывать какие-то активности, раскрывать внутреннюю кухню, в том числе и самих футболистов. И больше как персоналии, а не как игроков: о чем эти люди думают, чем они живут.

Из тех, кто тогда выступал за сборную, мне больше всего нравились Далер Кузяев и Андрей Мостовой. А оба они как раз играли за «Зенит». Так что я стала следить за ними и там. У «Зенита» же тоже хорошая медийка, поэтому я очень была увлечена тем, что там у них происходит. У нас в регионе с этим, к сожалению, не особо. Не всем это интересно. И вряд ли в ближайшее время что-то сильно изменится.

— Этот год у тебя богат на события: около десятка коллаб с различными фильмами и сериалами, уже вышло несколько крупных музыкальных релизов. Но ключевое, как мне кажется, что ты впервые выступишь на «Дикой Мяте». Нет волнения перед таким крупным фестивалем?

— По поводу релизов — у меня в целом план расписан на год. И песни выходят минимум раз в месяц. Раньше были чаще, но сейчас я поняла, что не могу работать в таком бешеном темпе.

А что касается «Дикой Мяты» — волнения нет, в конце концов я уже выступала и на «Архстоянии» в Никола-Ленивце, и на «Территории будущего» в Москве. Да и в целом волнение у меня обычно появляется только за 15-20 минут до выхода на сцену. Заранее я все-таки не думаю о том, что мне делать, о чем говорить и как себя вести.

Но да, пожалуй, выступление на «Дикой Мяте» — это куда более ответственное мероприятие. Потому что это фестиваль с большим именем и серьезной репутацией. Надеюсь остаться на этой репутацией белым пятном.

— Блиц. Москва или Волгоград?

— Волгоград.

— Почему?

— Это же блиц. Вот такой выбор.

— Справедливо. Маяковский или Рождественский?

— Маяковский.

— Любить или быть любимой?

— Любить.

— И последнее. Можешь ли ты назвать себя счастливым человеком?

— Совершенно точно, да.