The Beatles, Чайковский и Ленин. Юрий Башмет — о том, кто повлиял на него больше всего в жизни

У мамы был очень хороший вкус и слух, у папы — замечательный голос. Но он был инженером, занимался электроникой. А мама была филологом, с красным дипломом закончила Ленинградский университет. Так что никто из них профессионально музыкой не занимался. Но почему я вообще тогда обратил на нее внимание в детстве? Это вопрос к родителям. Город (Башмет тогда жил во Львове — прим. ред.) был непростым. Чтобы я был занят чем-то, кроме школы и чем-либо увлекался, мама находилась в постоянном поиске.

Поэтому я и спортом занимался — разными видами. В одном — фехтовании — даже очень преуспел, у меня был разряд. Правда, второй юношеский — это самый первый выдаваемый разряд. Но это все равно значило, что я многих уже победил. Также я занимался ватерполо и прыжками в воду. Потом было рисование, а затем — и музыка.

Как я к ней пришел? Мама купила скрипку (просто это был самый дешевый инструмент — в музыкальном магазине она стоила 7 руб. 12 копеек.), встретила меня у школы и по дороге начала мне рассказывать про музыку, про инструмент, про Паганини. Все это было настолько далеко и совсем мне непонятно. Но чтобы ее не расстраивать, я ей сказал: «Да, конечно, конечно, с удовольствием!». Но когда мы вошли в дом, и я увидел на столе скрипку, я понял, что всё — жизнь моя подошла к концу. Это была настоящая трагедия.

Как только меня начали учить музыке, на следующий день в дом привезли пианино. Потому что мой дедушка сказал: «Раз мальчика учат музыке, в доме должен быть клавишный инструмент». Папа, который приходил после работы, говорил: «Раз ты учишься музыке, ты должен уметь мне аккомпанировать». А папа регулярно пел песни, которые транслировались по телевидению. Чаще всего это был Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Юрий Гуляев, Тамара Синявская, Александра Стрельченко и многие другие. И вот я по слуху, достаточно примитивно, но пытался подбирать аккорды.

А затем помогли мне в жизни The Beatles, Петр Ильич Чайковский и Владимир Ильич Ленин. Я поступил в музыкальную школу. Мне все давалось очень легко — и имею ввиду занятия на скрипке. И тут наступил момент, когда все просто сошли с ума от The Beatles. А я тем временем занимался в музыкальной школе и приобретал музыкальную грамоту. Таким образом, взяв гитару в руки, я оказался сразу где-то в лидирующих гитаристах города. И, собственно, я занимался в музыкальной школе для мамы и папы, но на самом деле душа моя, конечно, принадлежала The Beatles.

Время шло, у меня появился свой ансамбль, где я играл на электрогитаре. К тому моменту я мог уже на всем играть: и на ударных инструментах, и на бас-гитаре, и на клавишах. Но наступил момент, когда The Beatles перестали существовать. И когда это произошло, мой мир рухнул, а цель в жизни куда-то испарилась.

Мой старший брат (он прекрасно пел и играл на гитаре) посоветовал мне послушать Джимми Хендрикса, который мне совсем не понравился — но я тогда просто не дорос. Потом он же мне посоветовал послушать американский джаз-рок. Вот это мне понравилось: Chicago, Blood, Sweat & Tears; Earth, Wind & Fire, Procol Harum. Но кто меня действительно очень заинтересовал, так это группа Pink Floyd. Мне она показалась умной, атмосферной и настоящей. Это уже было не ремесло, а искусство.

Я собрал музыкантов, мы попробовали сделать что-то подобное. Получилась, честно говоря, жалкая копия. Потому что ни традиций, ни мастерства у нас не было. Хотя группа была успешной. Но того интереса в жизни, который был у меня в момент существования группы The Beatles, я не ощутил. И тут неожиданно объявили детский юношеский конкурс в Киеве для классических музыкантов, посвященный столетию Ленина (вот почему я говорю, что в моей жизни такую невероятную роль сыграл Владимир Ильич Ленин). И тут у меня появилась цель.

Я стал готовиться к этому конкурсу и оказался там в числе победителей. После чего совершенно естественно продолжал уже свою жизнь в жанре классической музыки. Хотя до сих пор, если кто-либо что-то талантливо делает в любом жанре — в джазе, да даже рэпе, — мне это очень приятно и интересно, и я завидую, что я так не могу. Но то, чем я стал заниматься и продолжаю заниматься до сих пор, мне доставляет огромное удовольствие.

Чайковский же ворвался в мою жизнь как метеор. В 12-13 на предмете «История музыки» в музыкальной школе нам поставили запись Петра Ильича Чайковского. Я не помню, что я переживал в этот момент и о чем я думал, но уже вечером, перед сном, я понял, что чем-то заболеваю. Оказывается, во мне звучала мелодия из «Патетической» симфонии № 6 Чайковского.

И на следующий день я попросил моего друга Георгия Эдельмана, и он мне подарил пластинку с этой симфонией. С другой стороны там был фортепианный концерт №2 Рахманинова. И сколько лет прошло, эти два произведения — мои самые любимые. Чайковский победил и Beatles, и Ленина. Петр Ильич — до сих пор мой самый самый любимый композитор. Не из русских, а вообще. Он и Рахманинов.

Я не первый, кто вообще заиграл на альте. Еще Бах про игру на этом инструменте выразился так: «Когда я играю на альте, я ощущаю себя в сердце полифонии». Но на нем играл не только Бах, но и Моцарт и Паганини. Мне, кстати, так повезло, что я играл концерты на альте и Моцарта и Паганини.

У нас в стране тоже были выдающиеся альтисты. Прежде всего, это, конечно, мой гениальный учитель — Федор Серафимович Дружинин, которому Шостакович посвятил сонату (это, кстати, был последнее произведение Шостаковича). На альте потрясающе играл Рудольф Баршай, Юрий Крамаров и, конечно, Вадим Васильевич Борисовский — это был царь, император альта в Советском Союзе. Практически все альтисты — его ученики. Я у него успел поучиться на первом курсе консерватории, я был в его классе. Собственно говоря, благодаря Борисовскому у меня и появился мой инструмент — родной брат альта Моцарта. Тот же мастер — Паоло Антонио Тесторе, 1758 год. Этот инструмент со мной побывал всюду: от Камчатки до Новой Зеландии.

Однажды мне довелось встретиться с легендарным скрипачом Айзеком Стерном: так получилось, что меня пригласили в Париж на концерт, который организовывал Шарль Азнавур. Стерн мне с ходу предложил сыграть дуэты Моцарта, потом мы с ним выпили кофе. И вот мы сели у него в номере в гостинице и он мне сказал: «Кто тебе ставил правую руку? Это лучшая правая рука в мире, что я видел».

Так вот мне эту правую руку поставила Зоя Мерцалова, которая и сегодня еще преподает в одесской школе имени Столярского. И вот тот самый Столярский, именем которого названа школа, сказал как-то изумительную вещь: «Мне не нужны талантливые дети — мне нужны талантливые мамы». Вот моя мама таковой была.

Бывало, я стою занимаюсь, а через окно вижу, как мои дворовые дворовые друзья гоняют футбол, на велосипедах катаются, и слезы начинают течь. Она подходит и говорит: «Езжай, катайся, гуляй». Так что советую родителям над этим задуматься. Потому что не каждый, кто гоняет в футбол во дворе, станет Яшиным. Заниматься нужно так, чтобы ребенку это не было в тягость, чтобы он понимал, зачем он это делает и чтобы ему нравилось. И чтобы у него была такая мама, которая, когда ребенку грустно, скажет: «Иди, катайся. Проголодаешься — вернешься». Мудрые должны быть родители.